Хирургическое отделение опухолей молочной железы НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова специализируется на проведении стандартного и высокотехнологичного лечения больных раком молочной железы.
Уникальность отделения в том, что все основные виды лечения выполняются в условиях одного стационара. В результате многолетнего практического опыта в отделении выработан индивидуальный подход к обследованию и лечению заболеваний молочной железы в соответствии с мировыми стандартами.
Комплексное стационарное лечение на отделении опухолей молочной железы НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова включает в себя:
- Хирургическое, лучевое и лекарственное лечение доброкачественных и злокачественных патологий молочной железы.
- Все виды восстановительных операций на молочной железе — реконструктивно-пластические, и в том числе косметические.
- Химиотерапия с возможностью сохранения волос, терапия бисфосфанатами, общеукрепляющее лечение.
Ежегодно более 22 000 пациентов проходят обследование и консультацию в отделении опухолей молочной железы НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова. Высочайшая квалификация клиницистов отделения, уникальный научный потенциал и самое современное оборудование – гарантия качества в области диагностики и лечения пациентов.
Мы гордимся, что именно в нашем центре впервые в мире было предложено и клинически обосновано проведение предоперационного лечения рака молочной железы.
Именно у нас впервые в Российской Федерации внедрена методика биопсии сигнального лимфоузла, что позволяет проводить щадящие хирургические вмешательства. Более 30% всех операций сочетаются с выполнением биопсии сигнального лимфоузла.
Органосохраняющее лечение рака молочной железы предполагает радикальное удаление опухоли, но вместе с тем сохранение железы, эстетичный внешний вид, объем и структуру железы.
В каких случаях выполняется?
- После мастэктомии (удаления) молочной железы, пораженной злокачественной опухолью.
- После профилактической мастэктомии (например, при наличии генетической мутации BRCA).
- После секторальной резекции (коррекция формы груди).
Когда делается реконструкция?
- Одномоментно (сразу после удаления груди, во время одной операции)
- Отсрочено (в другую операцию, в том числе пациенткам, которые выполняли мастэктомию в другом онкологическом центре)
- Амбулаторно (могут выполняться такие операции как реконструкция сосково-ареолярного комплекса, подтяжка второй здоровой груди, коррекция формы реконструированной груди)
Какие технологии используются для восстановления груди?
- cобственными тканями пациентки;
- с использованием только подкожно-жировой клетчатки и кожи (DIEP, SIEA, IGAP, SGAP, липофиллинг);
- с использованием мышечной ткани + подкожно-жировой клетчатки и кожи (LD, TRAM, TUG);
- Специальным имплантом, так называемое эндопротезирование.
Какие материалы используются для эндопротезирования?
В случае эндопротезирования в НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова используются импланты и экспандеры фирм Mentor, Allergan, Polytech, сетки для укрепления кармана эндопротеза фирмы TiLoop Bra.
Какое оборудование используется для реконструкции груди?
Скальпели со специальной щадящей методикой воздействия на ткани, тонкие иглы и прочные нити для создания мышечных карманов, рассасывающийся шовный материал для поверхностных внутрикожных швов.
В некоторых случаях — увеличительное оборудование.
В нашем отделении также есть возможность использования стационарного микроскопа для восстановления кровоснабжения пересаженных кожных лоскутов.
Действия пациентки, которая решила восстановить грудь после мастэктомии\резекции
- Обратиться за консультацией к специалистам онкомаммологам НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова для обсуждения возможности реконструкции молочной железы.
- Пройти контрольные обследование (необходимость и объем определяется сроками завершения лечения и давностью последнего обследования).
- По результатам обследования обратиться на прием к научному руководителю отделения опухолей молочной железы члену-корреспонденту РАН, профессору, д.м.н. Семиглазову В. Ф. или заведующему отделением д.м.н. Криворотько П.В. для согласования способа реконструкции и даты возможной операции.
- Приготовить необходимые документы для оформления квоты и передать их специалистам отделения (копии паспорта, полиса, СНИЛС, направление на госпитализацию в НИИ онкологии им. Н.Н. Петрова по форме Ф-57).
Кто выполняет восстановление груди?
Врачи-онкологи, имеющие квалификацию пластических хирургов с большим опытом проведения таких операций. На отделении в год выполняется около 350 реконструкций молочной железы.
Сколько стоит реконструкция груди?
Одномоментная и отстроченная реконструкция груди выполняется по субсидиям Минздрава РФ (квотам) и ОМС гражданам РФ из любого региона страны.
В случае если дополнительные операции для улучшения эстетического вида восстановленной груди выполняются в стационаре в ту же госпитализацию, что и реконструкция (восстановление грудного мешка), то они также выполняются за счет государственных гарантий (то есть бесплатно для пациента). К таким дополнительным операциям относятся: реконструкция сосково-ареолярного комплекса, подтяжка второй здоровой груди.
Если эти операции выполняются в отдельную госпитализацию, либо амбулаторно, то они оплачиваются самим пациентам.
В случае, если необходима реконструкция груди после профилактической мастэктомии, то она также выполняется только как платная медицинская услуга.
В хирургическом отделении опухолей молочной железы осуществляется также коррекция формы реконструированной груди, выполненной в других медицинских учреждениях. Эта процедура выполняется стационарно как платная услуга.
Заведующий отделением — Петр Владимирович Криворотько, доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник.
Особенности операций по удалению рака молочной железы
Хирургические вмешательства — наиболее радикальный и эффективный способ лечения опухолей груди. Он всегда рассматривается как основной выбор.
При онкологии молочной железы операцию признают нецелесообразной только в редких случаях распространенного метастатического процесса, а также при очень тяжелом состоянии пациентки или серьезнейших сопутствующих заболеваниях в декомпенсированной стадии.
До хирургического вмешательства проводятся лечебные мероприятия, направленные на уменьшение размеров злокачественного новообразования, или так называемая циторедукция. Благодаря этой терапии зачастую удается настолько снизить объем опухолевого узла, что появляется возможность провести не тотальное удаление всей железы, а органосохраняющую и щадящую секторальную резекцию.
Предоперационное лечение обычно проводят при помощи специфических химиопрепаратов. Могут использоваться средства, содержащие гормоны, поскольку многие опухоли молочной железы чувствительны к гормональному фону. Эта терапия продолжается от 3-х месяцев и до тех пор, пока она демонстрирует клинические результаты.
Все вмешательства можно разделить на:
лампэктомию (секторальную резекцию), при которой некоторый объем ткани железы будет сохранен;
мастэктомию — иссечение всей железы, иногда одновременно с клетчаткой, мышцами и окружающими лимфатическими узлами.
Реконструктивные операции по восстановлению груди
Подкожная мастэктомия с одномоментным протезированием используется на ранних стадиях опухолевого процесса, когда кожа груди и ареола соска еще не поражены болезнью. Имплантат устанавливают сразу после удаления тканей железы через этот же разрез.
Также наши врачи успешно проводят операции по восстановлению ранее удаленной молочные железы. В зависимости от объема утраченной ткани используются следующие методики: липфилинг (для выравнивания рельефа груди при незначительных хирургических вмешательствах) или установка грудного эндопротеза при полном удалении груди. Высокий профессионализм наших врачей позволяет проводить операции любой сложности и добиваться прекрасного эстетического результата.
Биопсия сторожевого лимфатического узла
Так называют один из самых современных способов диагностики наличия или отсутствия метастазов. В прошлом иссечение всех окружающих лимфатических узлов при злокачественной опухоли молочной железы считалось обязательным вне зависимости от стадии развития заболевания. Это травмирующее вмешательство, увеличивающее вероятность осложнений. Биопсия сторожевого лимфатического узла позволяет избежать такой масштабной операции.
Реабилитация
The Village пригласил директора Фонда профилактики рака, онколога Илью Фоминцева задать профессиональные вопросы практикующему врачу, профессору Петру Криворотько — крупнейшему российскому маммологу, заведующему отделением опухолей молочной железы Национального онкологического центра имени Н. Н. Петрова.
Петр Криворотько: Я как раз отношусь к таким онкологам, которые этот миф не развенчивают. Впрочем, вот именно при раке молочной железы онкологи влияют на смертность, и влияют очень сильно. Да, рак неизлечим, но мы нередко можем перевести рак молочной железы в то состояние, когда он не повлияет на причину смерти. Мы можем отложить онкологическую историю на некоторый, довольно приличный период времени. И чаще всего этого периода хватает человеку, чтобы умереть от какой-то другой болезни, или, проще говоря, от старости.
— Да вообще-то, все влияет — и то, и другое. Впрочем, свойства опухоли влияют, наверное, больше, чем онкологи. Мы сейчас дошли до понимания, что рак молочной железы — это не один диагноз. Это маска, за которой скрывается огромное количество разных подтипов рака. Теперь мы даже начали думать, что научились их различать, хотя на самом деле это не совсем так. И наши успехи — это скорее доказательство нашего недостаточного понимания этой болезни. Есть представление у онкологов о том, что мы что-то знаем про рак молочной железы. Но в этом своем знании мы очень часто сталкиваемся с ситуациями, когда наши знания попросту не работают. Вот, например, мы знаем, что на поверхности опухоли есть молекулярный рецептор, мы даже имеем лекарство, которое этот рецептор может заблокировать, мы знаем, что при идеальном стечении обстоятельств у большинства таких пациенток мы сможем повлиять на размер опухоли. Но есть категория пациенток, у которых все есть: есть рецептор, есть молекула, а наше воздействие вообще никак не работает. Причин тут может быть огромное количество: может быть, мы неправильно определили этот рецептор, может быть, лекарство не очень хорошо работает. Но, скорее всего, все в порядке и с тем, и с другим, но есть какой-то третий фактор, на который мы пока никак не можем повлиять, поскольку вообще ничего о нем не знаем. Ровно так происходит с гормонотерапией рака молочной железы, которая применяется уже десятки лет. Идеальная, казалось бы, ситуация, чтобы вылечить пациентку. У пациентки есть опухоль, у опухоли есть рецепторы к половым гормонам. Мы блокируем эти рецепторы, гормоны не действуют на опухоль, и какое-то время опухоль не растет или не появляется вновь. Это может длиться месяцами, может годами. Но в какой-то момент опухоль начинает расти, не меняя своей биологии. Опухоль та же, лекарство то же, но оно не помогает. Почему? Не знаю.
Поэтому, если говорить о том, кто больше влияет на историю жизни и смерти — онколог или биология опухоли, я бы сказал так: онкологи пытаются влиять, и иногда им это удается. При раке молочной железы в большинстве случаев это удается.
И знаешь, что самое прикольное? Врач это говорил, абсолютно не зная, поможет или нет. Потому что, если мы возьмем оксфордский мета-анализ исследований адъювантной терапии рака молочной железы (это послеоперационная химиотерапия. — Прим. Ильи Фоминцева), по его результатам она действительно помогала. Но помогала только 10–12 % от всех пациенток. Фишка в том, что еще 15 лет назад врач не имел ни единого инструмента, чтобы заранее понять, кому она поможет, а кому нет. И вот, чтобы не потерять эти 10–12 %, ее назначали буквально всем!
С тех пор многое изменилось. Рак молочной железы тщательно изучили фундаментальные онкологи, и выяснилось, что рак молочной железы — это не одно заболевание. Это вообще разные болезни с разными биологическими характеристиками: с разным набором рецепторов на поверхности клеток, с разными мутациями внутри самой опухоли. И оказалось, что то лечение, которое проводилось раньше, эффективно только для определенных подтипов рака. И если это лечение применять в группе пациенток, которым оно не помогает, это не только не поможет, это ухудшит их состояние. Потому что она за просто так будет получать очень токсичное лечение. Химиотерапия — это ведь вовсе не витаминка.
— С одной стороны, действительно сейчас идут исследования о том, что есть подтипы опухолей, которые, скорее всего, вообще нет смысла оперировать, им достаточно будет подобрать схему терапевтического лечения. В MD Anderson Cancer Center уже год идет такое исследование, и, возможно, у нас они тоже будут (очень надеюсь, что мы найдем на них средства). Однако ожидать, что хирургия вообще исчезнет из маммологии в ближайшие десять лет, не стоит. Может быть, когда-нибудь у определенного биологического подтипа рака мы позволим себе не делать операцию.
— Если коротко, это тест, который нужен для обоснованного уменьшения объема хирургического вмешательства. История такова: более 100 лет, чтобы вылечить рак молочной железы, удаляли первичную опухоль максимально широко и вместе с ней все лимфатические узлы, в которые чаще всего метастазирует рак. Для молочной железы — это подмышечные лимфоузлы. Так и делали: удаляли всю молочную железу и все подмышечные лимфоузлы. Считалось, что это лечебная процедура, которая положительно влияет на длительность жизни. После многих исследований оказалось, что в принципе это не сильно влияет на продолжительность жизни. Влияет биология опухоли, системная терапия. А вот удаление лимфоузлов практически не влияет на результаты лечения, при этом у большинства женщин на момент операции в лимфоузлах нет никаких метастазов.
Ведь это очень сильно влияет на качество жизни, это очень жестокая хирургическая травма. Рука со стороны операции после этого не сможет нормально функционировать, будет отечной. Ведь даже инвалидность пациенткам дают именно из-за этого — потому что рука плохо работает, а вовсе не из за отсутствия молочной железы!
При этом в большинстве случаев эта травма наносится совершенно зря. Скажу больше, она, скорее всего, выполняется зря всем. В реальности нам от лимфоузлов достаточно только знать, поражены они метастазами или нет, удалять их при этом, скорее всего, нет никакой необходимости, даже если они и поражены. И сейчас уже проходят исследования, которые это подтверждают.
Так вот, биопсия сигнальных лимфоузлов нужна, чтобы понять, что с лимфоузлами — поражены они или нет. И на основании этого обоснованно отказаться от вмешательства на лимфоузлах у подавляющего большинства пациентов, чтобы сохранить им качество жизни. И вот этого не просто не делают, этого даже не понимают практически нигде в России.
— Самое крутое, с моей точки зрения, — это научное обоснование возможности сохранить молочную железу. Еще 30 лет назад молочную железу не сохранял никто и нигде. Это следствие не только изменения в понимании прогрессирования рака, это еще и достижения в области лучевой терапии.
Второй прорыв на самом деле совсем недавний. Только в 2000-х годах появились первые революционные исследования, которые показали, что основным фактором в прогнозе является биологический подтип рака, а не стадия. И это и есть объяснение тому, как такое происходит, когда мы выявляем совсем маленькую опухоль, оперируем ее, хлопаем в ладоши от радости, а через год пациентка умирает от метастазов, или, наоборот, когда мы выявляем огромную опухоль, и пациентка потом живет долгие годы.
За последние десять лет выделили уже более 20 молекулярных подтипов рака молочной железы. И, сдается мне, их количество будет только увеличиваться. А с ними и наше понимание, как правильно подобрать лечение пациентке. И сейчас уже большинство пациенток укладывается в наше понимание биологических подтипов. Непонимание остается только уже с относительно небольшой группой людей — там мы все еще подбираем лечение наугад.
— Да, конечно, тут есть проблемы. Можно много говорить о великом, но если нет материальной базы для этого всего, то ничего не будет. Для того чтобы понять биологию опухоли, необходимо провести серию тестов, которые позволяют оценить биологию опухоли хотя бы суррогатно, не на генном уровне. Эти тесты дорогие, и они доступны, скажем так мягко, не везде. Хотя, впрочем, и тут за последние десять лет картина изменилась. Сейчас в той или иной форме хотя бы основные тесты делают практически во всех диспансерах страны, но проблема тут в качестве и сроках. Сроки этих исследований доходят в некоторых диспансерах до пяти недель, хотя в нормальной лаборатории это можно сделать за три дня. И все это время и пациентка, и врач ждут результатов, без которых продолжить лечение невозможно. А время идет, за пять недель опухоль может вырасти.
— Я работаю в федеральном учреждении, тут совершенно другие принципы финансирования лечения, чем в регионах. У нас прекрасные возможности по лечению рака, тут мы практически все можем сделать за счет государства, но государство нам не оплачивает диагностику рака до момента установления диагноза. Так устроено финансирование федеральных центров. Приходится пациентам платить за все обследования до тех пор, пока диагноз не будет полностью установлен, и если это рак, то с этого момента для них все действительно бесплатно, ну, во всяком случае, на бумаге. В реальности бывают ситуации, когда пациентам целесообразнее заплатить за что-то. Однако основную часть все-таки покрывает государство.
Что касается сумм, то давай будем говорить поэтапно: вот пациентка почувствовала что-то неладное в молочной железе, или в ходе какого-то спонтанного обследования у нее выявилось подозрение на РМЖ. Для того чтобы поставить диагноз быстро, адекватно и правильно, ей понадобиться примерно 50 тысяч рублей. Именно столько придется потратить на исследования, которые нужны для верной постановки диагноза. Для жителей больших городов эта сумма еще более ли менее доступна, хотя даже здесь у всех разные возможности. И это, заметь, только диагностика, которая необходима, чтобы назначить лечение.
А теперь поговорим о самом лечении. На самом деле, как это ни странно, но в РФ стандарт лечения бесплатно может получить любая женщина. Вопрос только в том, какой это будет стандарт. Выполнить удаление молочной железы с полным удалением лимфоузлов можно бесплатно в любом диспансере, и его выполняют. Но вот тут начинаются нюансы. Во-первых, вопрос в том, насколько грамотно было проведено дооперационное обследование. Как я уже говорил, необходимую иммуногистохимию делают далеко не все. И, например, если стандарт нашего учреждения — это выполнение обследований с использованием КТ грудной клетки и брюшной полости с контрастированием, то в регионах этого, как правило, нет и в помине: в большинстве учреждений делают только флюорографию и УЗИ брюшной полости. Я сейчас не говорю даже о качестве. Но флюорография, даже в самых опытных руках, не имеет никакой адекватной информативности для онкологов.
Вот еще пример: рентген легких, сделанный на протяжении последних трех месяцев повсеместно принимается как подтверждение отсутствия метастазов в легкие. Я и многие мои коллеги считаем, что это, мягко говоря, неправильно.
Одним словом, стандартное лечение доступно бесплатно каждой гражданке нашей необъятной Родины. Вопрос только в стандартах, которые применяются. В реальности в очень многих диспансерах невозможно современное лечение. Ну что вот делать онкологу, у которого либо вовсе нет лучевой терапии, либо есть такая, что лучше бы не было ее? Разумеется, он не сможет делать органосохраняющие операции, ведь ему потом невозможно нормально облучить пациентку. Он сделает мастэктомию из лучших побуждений.
Что в этом случае делает врач? Врач назначает дешевую схему за счет бюджета государства, не слишком кривя душой: честно назначает то, что его диспансер закупил. Если он назначит дорогие препараты, которые его диспансер не закупает, ему, безусловно, влетит от начальства. А когда пациентка приходит, например, за вторым мнением к онкологу, не имеющему отношения к ситуации, и он говорит, что можно применить более дорогостоящее и эффективное лечение, то вот тут и начинаются дополнительные траты. А сколько их будет, зависит от ситуации, бывает, что и очень много.
Я много думал на эту тему и даже не понимаю, откуда эта хрень вообще пошла. Помню, что в 1998 году, когда я пришел работать в диспансер, этого добра там уже было навалом. Молочная железа может болеть не только раком. Болезни, кроме рака, могут быть: есть доброкачественные опухоли, есть всевозможные состояния, связанные с образованием кист. Иногда кисты бывают огромных размеров, они воспаляются, болят. Это все можно и нужно лечить. Но мы снова и снова упираемся в вопрос квалификации наших докторов: узистов, онкологов, маммологов. Им легче поставить какой-то непонятный диагноз, чем сказать женщине, что у нее все хорошо.
— Если говорить о сухих данных, то заболеваемость среди женщин от 20 до 40 лет никак не изменилась с 70-х годов. Вообще, это любопытный миф! Откуда он взялся? Во-первых, за последние 20 лет информационное поле расширилось до неимоверных границ. И если социальных сетей раньше не было, то теперь у нас огромное количество каналов, в которых все обсуждают важные и личные темы. Если раньше пациентки с таким диагнозом особенно никому о нем не говорили, порой даже родственники не знали, что женщина больна, то теперь есть огромное количество пациентов, которые открыто об этом говорят и даже делают из лечения что-то вроде шоу. В американском и британском фейсбуке есть даже премии за лучший блог больной раком груди. На этом уже даже умудряются делать деньги. И в информационном пространстве чаще проскакивают сообщения о том, что раком болеет какая-нибудь молодая симпатичная женщина. Вообще-то, 20 лет назад другая симпатичная молодая женщина тоже болела, но а) она часто просто не знала своего диагноза, б) она его стыдилась, если даже и знала, и в) ей было негде распространить эту информацию.
— Да, но сложно сказать однозначно за всех. Есть молодые, которые уже хорошо и по-настоящему знакомы с болезнью. И они настолько хорошо разбираются в теме, что иногда даже пасуешь давать какие-то советы. Я не знаю, хорошо это или плохо.
Есть и другие пациенты, которые перечитали кучу информации о РМЖ, но совершенно не той — ложной. И переубедить их порой бывает просто невозможно. Есть и третий тип — те, кто смирился с концом. Чаще всего у них есть пример старших родственников — бабушек, мам, у которых болезнь протекала очень тяжело.
А бывает напротив, что пациентки после курса лечения преображаются, начинают какую-то совершенно новую жизнь, в их глазах загорается огонь. Но таких немного, и они, как правило, уже постарше. В основном все-таки это трагедия.
Да, пожалуй, с молодыми работать тяжелее.
Если говорить о тех, у кого перед глазами были плохие примеры с тяжелыми болезнями. Тут речь идет о наследственном раке молочной железы.
Как правило, это женщины с онкогенными мутациями. Сейчас, к слову, генетическое тестирование нужно не только, чтобы оценить риск заболеть раком. Это нужно еще и для того, чтобы определиться с тактикой у тех, кто уже заболел.
— Я бы сказал всем, но боюсь, мне влетит от всего онкологического сообщества. Правда, всем этого делать не стоит. Начнем с того, что это недешево. Стоит пройти тестирование, если мы говорим о наследственном раке. Тут у нас в любом случае есть какая-то семейная история: если болели и бабушка, и мама, то дочь находится в группе риска. Если были случаи рака яичников в семье, и это была близкая родственница. Этот тест достаточно сделать один раз в жизни.
— Не отчаиваться. И не впадать в панику. Это штука, которая в большинстве случаев вылечивается. И даже если уже есть метастазы, это не катастрофа. Это болезнь, которую онкологи стараются перевести в состояние хронической болезни. Мы, может, не можем ее вылечить окончательно, но в наших силах сделать так, что жизнь будет продолжаться, и это очень важно. Это первый совет.
Второй очень важный совет: найдите медицинский центр, не врача, а центр, где вы будете получать лечение.
— Это очень тяжело, очень. Во-первых, этот центр должен иметь соответствующее оснащение. Но для обывателей тяжело понять, какое оснащение хорошее, а какое нет. Например, лучевая терапия обязательно должна быть в принципе, бывает, что ее нет вовсе. Патоморфологическая лаборатория обязательно должна быть такая, которая может делать любые молекулярные тесты. Должно быть собственное отделение химиотерапии.
— Ты знаешь, большинство врачей просто пошлют ее и даже не будут разговаривать. Впрочем, если ко мне придет женщина и спросит, какой процент, я ей отвечу — мне не стыдно отвечать. Мне кажется, вот какой критерий важен: любой уважающий себя центр должен владеть всем спектром хирургических вмешательств при раке молочной железы. В нем должны делать мастэктомию, органосохраняющие операции, все виды реконструкций: с пересаженными лоскутами, с имплантами, с экспандерами, с совмещением методик. И если центр не владеет хотя бы одной методикой — это неправильно. Значит, что-то у них там в Датском королевстве не так.
Что еще? Важно, чтобы в центре, который вы выбираете для лечения, врачи говорили на английском языке. Хотя бы некоторые. А все остальные читали. Но проверить это или сложно, или невозможно.
Ну и наконец, ремонт еще должен быть нормальный. Должны палаты быть чистыми и красивыми. Ну не верю я, что в 12-местной палате оказывают нормальное лечение. Если бардак в отделении, значит, бардак и в головах. Если у главврача хватает времени и сил банальные вещи создать, то есть шанс, что у него хватит времени и сил сделать нормальную патоморфологию. Не помню я, чтобы была шикарная патоморфология, а вокруг разруха. Обычно все наоборот.
Но сейчас на самом деле много диспансеров в стране более чем приличных.
— Казань. Вообще шикарные ребята. Самара — шикарные ребята. Липецк — шикарные. Это, кстати, мой родной город, и там хорошая служба, там хорошее оснащение.
Пациентке с неоперабельным метастатическим раком молочной железы впервые в мире провели так называемую альфа-эммитерную брахитерапию. Брахитерапия это разновидность лучевой терапии, при которой источник излучения вводится в опухоль и высокоточно уничтожает раковые клетки, не повреждая окружающие ткани. Уникальность альфа-частиц заключается в том, что в отличие от других известных излучений они не только разрушают клетки опухоли, но и способствуют выработке защитных свойств иммунной системы, поясняют врачи-онкологи.
До сих пор такая методика использовалась при других локализациях рака, в частности, для лечения опухолей головы и шеи. 28 ноября альфа-эммитерную брахитерапию впервые применили для спасения пациентки с запущенной формой рака молочной железы. Операция прошла в Медицинском радиологическом научном центре (МРНЦ) им. А.Ф.Цыба (это филиал Национального медицинского центра радиологии Минздрава России , куда входит, в том числе, знаменитый онкоинститут им. Герцена ).
С российской стороны в проведении операции приняли участие три сотрудника клиники, входящей в состав центра брахитерапии: Александр Обухов, Наталья Борышева и Виталий Бирюков.
Операция длилась четыре часа. Через две недели пациентке удалят интродьюсеры (специальные катетеры), через которые альфа-частицы были доставлены к опухоли. Результат их воздействия будет виден через месяц. Остальное должен сделать сам организм: выработать защитные механизмы для борьбы с удаленными метастазами.
Команда врачей, выполнивших уникальную операцию
— Мы надеемся, что этот метод позволит не только спасать жизнь пациенток с запущенными формами рака молочной железы, но и добраться до таких грозных заболеваний, как рак поджелудочной железы, — отметил профессор Кейсари . Международные эксперты выразили благодарность за организацию проведения операции руководителю НМИЦ радиологии, главному онкологу Минздрава академику Андрею Каприну и директору МРНЦ им. А.Ф. Цыба профессору Сергею Иванову.
— Наша команда работала как единый слаженный организм, как оркестр,- сказал после операции профессор Галалае. — Мы восхищены уровнем подготовки и профессионализма коллег из МРНЦ имени Цыба. Каждый отлично знал свою роль и умело взаимодействовал со всей командой врачей. Мы вместе с вами открыли новую страницу в нашей общей борьбе со злокачественными новообразованиями, и, я уверен, что это даст очень хорошие результаты.