И стелятся пески безбрежны и бесплодны байрон

Навстречу путник мне из древней шел земли
И молвил: средь песков — минувших дней руина —
Стоят две каменных ноги от исполина,
Лежит разбитый лик во прахе невдали.
Сурово сжатый рот, усмешка гордой власти,
Твердит, как глубоко ваятель понял страсти,
Что пережить могли солгавший им язык,
Служившую им длань и сердце — их родник.
А вкруг подножия слова видны в граните:
«Я — Озимандия, великий царь царей.
Взгляните на мои деянья и дрожите!»
Кругом нет ничего. Истлевший мавзолей
Пустыней окружен. Гуляет ветр свободный
И стелются пески, безбрежны и бесплодны.

— Перевод Николая Минского

I met a traveller from an antique land
Who said: «Two vast and trunkless legs of stone
Stand in the desert. Near them on the sand,
Half sunk, a shattered visage lies, whose frown
And wrinkled lip and sneer of cold command
Tell that its sculptor well those passions read
Which yet survive, stamped on these lifeless things,
The hand that mocked them and the heart that fed.
And on the pedestal these words appear:
`My name is Ozymandias, King of Kings:
Look on my works, ye mighty, and despair!’
Nothing beside remains. Round the decay
Of that colossal wreck, boundless and bare,
The lone and level sands stretch far away».

	ПСС 1903 ДО
ПСС 1903 ВТ:Ё
	ИМП 1921 ДО
ИМП 1921 ВТ:Ё
ВД 1998 СО
(список редакций)

Я встретил путника; он шёл из стран далёких
И мне сказал: вдали, где вечность сторожит
Пустыни тишину, среди песков глубоких
Обломок статуи распавшейся лежит.

5 Из полустёртых черт сквозит надменный пламень,
Желанье заставлять весь мир себе служить;
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что могли столетья пережить.

Кругом нет ничего… Глубокое молчанье…
Пустыня мёртвая… И небеса над ней…

Примечания

↑ Шелли, П.-Б. Сочинения. Вып. I / Пер. с англ. К. Д. Бальмонта — СПб.: тип. М. Стасюлевича, 1893. С. 29 — См. Библиография К. Д. Бальмонта / Под общ. ред. С. Н. Тяпкова — Иваново: Ивановский государственный университет, 2006. — Т. 1. — С. 23 №36. — ISBN 5-7807-0583-6.

↑ Прим. Бальмонта:
«В Египте действительно был найден обломок статуи царя Озимандии, и на нем сохранилась надпись, внушившая Шелли его гениальное стихотворение. Любопытно, что друг Шелли, поэт-дилетант, Хорэс Смит, тоже написал стихотворение Озимандия, или, вернее, — как гласит его заглавие, в стиле того времени, — По поводу огромной гранитной ноги, которую найти стоящею в пустынях Египта, с нижеприведенной надписью:

(Приведено в приложении к 3 тому сочинений Шелли, в издании Формана, Р. В. Shelly, The Poetical Works, edited by N. B. Forman, 4 vols, London, 1876-1877.) Шелли П. Б. Великий Дух: Стихотворения / Перевод с английского К. Д. Бальмонта. М.: ТОО Летопись, 1998. — (Мир поэзии). По первому изданию: Сочинения Шелли. Перевод с английского К. Д. Бальмонта. Выпуски 1—4. СПб., 1893—1896. В интернете: Библиотека Мошкова

Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.

Общественное достояние Общественное достояние false false

Мне странник, бывший в дальней стороне,
Рассказывал: Две каменных ножищи
Стоят в пустыне. Рядом, на песке,
Увязнув, лик разбился, чьи бровищи

И губы, с их ухмылкой в кривизне,
Твердят, что скульптор страсть и спесь схватил,
Здесь уцелевшие, — печать среди камней
Резца, что высек их, и духа, что вскормил.

На пьедестале надпись, коль вглядитесь:
«Мне имя Озимандий, царь царей:
Смотрите как велик я и страшитесь!»

Вот все что нынче есть. Прикрыв распад
Гигантской рухляди, слепя и сыпясь,
Пески пустыни ровные лежат.

Один из наиболее часто встречающихся сонетов П. Шелли, и в английских, и в русских антологиях. Что поставлено целью передать именно в этом переводе?

1) все же пентаметр, хоть и не в каждой строке я этого достигаю;

2) последовательность и рисунок рифм (а Шелли тут порядком отступает от всех традиционных форм сонета, более-менее приближаясь к итальянской форме);

3) энджамбмент: предложения рассказчика заканчиваются не в конце строк и строф, а перепрыгивают в последующие, ускоряя темп до одного дыхания;

4) единственная фраза, которая не подчинена энджамбменту — древние слова, высеченные на пьедестале. Они классически вписаны в две строки, в 10 стоп.

5) надпись на памятнике в повелительном наклонении, как приказ Озимандия;

6) ироничную двусмысленность
-каменные губы статуи «tell» (не «show»), рассказывают, повествуют, твердят, глаголят, не безгласны (строка 6).
-Скульптор не просто имитировал, а еще и «mocked» тирана, посмеялся над ним. Ну как втолкнуть это «mocked» в строку? Просто головная боль! Пока я остановилась на слове «высек», которое тоже может читаться многозначно: «высек» т.е. «вырезал» и «высек» т.е. «выпорол, вздул» своим сарказмом (строка 8). Таким образом, последним усмехается не тиран.

Кто придумает поудачнее — не умолчите, пожалуйста!

7) некоторые антитезы оригинала (например, строка 8), столь характерные для романтизма.

Ну вот, это бы все включить и сделать так, чтоб еще по-русски сносно звучало.
И тут я рада выслушать предложения по полировке 🙂 К обсуждению приглашаю всех желающих.
Елена 🙂

Ниже — оригинал. А еще ниже — ряд других, признанных, переводов, которые прекрасно передают разные стороны оригинала.

OZYMANDIAS
by Percy Bysshe Shelley

I met a traveler from an antique land
Who said: Two vast and trunkless legs of stone
Stand in the desert. Near them, on the sand,
Half sunk, a shattered visage lies, whose frown,

And wrinkled lip, and sneer of cold command,
Tell that its sculptor well those passions read
Which yet survive, stamped on these lifeless things,
The hand that mocked them and the heart that fed;

And on the pedestal these words appear:
«My name is Ozymandias, king of kings:
Look on my works, ye Mighty, and despair!»

Nothing beside remains. Round the decay
Of that colossal wreck, boundless and bare
The lone and level sands stretch far away.
(1818)

Шесть помещенных далее переводов взяты из замечательнейшей антологии «Английский сонет 16-19 веков» (стр. 372-73 и 578-80), вышедшей в 1989 году в изд-ве «Радуга», сост. А. Л. Зорин.

Перевод В. Брюсова:

Мне путник встретился, кто был в стране забытой.
В пустыне, — он сказал, — две каменных ноги
Стоят без остова; близ них лежит, разбито,
Лицо от статуи, зарытое в пески.

Чело и складка уст, изогнутых надменно,
Гласят, что их творец знал глубь страстей и дум
И передать сумел столетьям в груди тленной
Мысль, двигавшую их, и их питавший ум.

Но пьедестал еще хранит слова: «Склоняйтесь!
Мне, Озимандии, названье — царь царей.
Мои дела, цари, узрите — и отчайтесь!»

Нет больше ничего. Вокруг больших камней
Безбрежность, пустота, и тянутся далеко
Бесплодные пески, куда ни глянет око.

Перевод В. Топорова:

Сказал мне странник из старинных стран:
Столпы двух исполинских ног в пустыне
От статуи остались. Сгинул стан,
Лик рухнул, и разбился, — и унынье

Ужасных черт похоронил бархан,
Но все же в них гордыня леденела,
И было ясно: скульптор ведал сам
Ту власть, что камню передал всецело,

Ту страсть, теперь в руинах. И строка —
«Я Озимандий, Царь и Страх Царям,
Мои труды переживут века», —

Вилась по камню. Ничего иного.
Протяжность все сравнявшего песка.
Распад и разрушение Былого.

Перевод В. Левика:

Мне странник рассказал: в полуденной пустыне
Я видел — две ноги громадные стоят,
И не найти ни рук, ни туловища ныне.
В песке — кусок лица. Жестокий, властный взгляд.

Свидетельствует рот о дьявольской гордыне.
Так, жар чужой души резцом похитив смело,
Живое в неживом художник воссоздал.
Но прахом стал колосс, распались дух и тело,

Лишь надпись сохранил надменный пьедестал:
«Я — Озимандия, я царь земных царей.
Бессильна мощь владык пред волею моей».

И что ж! Кругом следы гигантского крушенья,
Бесплодный, выжженный простор нагих степей,
И стелется песок без жизни, без движенья.

Перевод К. Бальмонта:

Я встретил путника; он шел из стран далеких
И мне сказал: Вдали, где вечность сторожит
Пустыни тишину, среди песков глубоких
Обломок статуи распавшейся лежит.

Из полустертых черт сквозит надменный пламень, —
Желанье заставлять весь мир себе служить;
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что могли столетья пережить.

И сохранил слова обломок изваянья:
«Я — Озимандия, я — мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,

Владыки всех времен, всех стран и всех морей!»
Кругом нет ничего. Глубокое молчанье.
Пустыня мертвая. И небеса над ней.

Перевод Н. Минского:

Навстречу путник мне из древней шел земли
И молвил: средь песков — минувших дней руина —
Стоят две каменных ноги от исполина,
Лежит разбитый лик во прахе невдали.

Сурово сжатый рот, усмешка гордой власти
Твердят, как глубоко ваятель понял страсти,
Что пережить могли солгавший им язык,
Служившую им длань и сердце — их родник.

А вкруг подножия слова видны в граните:
«Я Озимандия, великий царь царей.
Взгляните на мои деянья и дрожите!»

Кругом нет ничего. Истлевший мавзолей
Пустыней окружен. Гуляет ветр свободный,
И стелются пески, безбрежны и бесплодны.

Перевод В. Микушевича:

Рассказывал мне странник, что в пустыне,
В песках, две каменных ноги стоят
Без туловища с давних пор поныне.
У ног — разбитый лик, чей властный взгляд

Исполнен столь насмешливой гордыни,
Что можно восхититься мастерством,
Которое в таких сердцах читало,
Запечатлев живое в неживом.

И письмена взывают с пьедестала:
«Я Озимандия. Я царь царей.
Моей державе в мире места мало».

Все рушится. Нет ничего быстрей
Песков, которым словно не пристало
Вокруг развалин медлить в беге дней.

В «Завете» Дэвид, в одной из бесед с Уолтером, вспоминая, как он извёл под корень всю колонию Инженеров, начал читать стихотворение, показавшееся мне странно знакомым. Оказалось ~~не казалось~~ — сонет Шелли «Озимандия», но в таком переводе, который делал текст практически неузнаваемым. Хотя я предположил, что это оно и есть, и полез рыться в сеть. Накопал ещё 4 варианта, кроме всем известного перевода Бальмонта, в том числе и спонтанный, который оказался очень неплохим и даже более близким по смыслу к первоисточнику.

Percy Bysshe Shelley

OZYMANDIAS of EGYPT

I met a traveller from an antique land
Who said:—Two vast and trunkless legs of stone
Stand in the desert. Near them on the sand,
Half sunk, a shatter’d visage lies, whose frown
And wrinkled lip and sneer of cold command
Tell that its sculptor well those passions read
Which yet survive, stamp’d on these lifeless things,
The hand that mock’d them and the heart that fed.
And on the pedestal these words appear:
«My name is Ozymandias, king of kings:
Look on my works, ye mighty, and despair!»
Nothing beside remains: round the decay
Of that colossal wreck, boundless and bare,
The lone and level sands stretch far away.

3.
Навстречу путник мне из древней шел земли
И молвил: средь песков — минувших дней руина —
Стоят две каменных ноги от исполина,
Лежит разбитый лик во прахе невдали.

Сурово сжатый рот, усмешка гордой власти,
Твердит, как глубоко ваятель понял страсти,
Что пережить могли солгавший им язык,
Служившую им длань и сердце — их родник.

Кругом нет ничего. Истлевший мавзолей
Пустыней окружен. Гуляет ветр свободный
И стелются пески, безбрежны и бесплодны.

4.
Из той земли загадочной, античной,
Которая заключена в тюрьме веков,
Мне путник старый молвил притчу
О двух ногах, стоящих средь песков.

И там невдалеке- в низине,
Под гнетом древних братьев близнецов-
Пространства, Вечной пустоты, Веков
Томится гордый лик доныне.

И сквозь пространство и века
По ветру мчат его слова:
«Склонитесь, слуги, предо мной!
Я — Озимандий, царь и бог земли людской!»

Кругом лишь мрак. и тишина.
Пустыня вечная без жизни и тепла.

5.
Мне путник встретился, кто был в стране забытой.
В пустыне, — он сказал, — две каменных ноги
Стоят без остова; близ них лежит, разбито,
Лицо от статуи, зарытое в пески.

Будь я сердцем коварен, как ты осудил,
От Шалима вдали я б теперь не бродил.
Мне лишь было отречься от веры отцов,
Чтобы свергнуть навеки проклятье веков.

Ты, я знаю, безгрешен: грешит только раб,
Ты правдив и могуч — я преступен и слаб,
Но пускай я и смертью свой грех не сотру,
В своей вере живи, а в моей — я умру.

За нее я терял, сколько дать ты не мог,
И про то знает Он, нас карающий Бог,
Моя скорбь и надежда во власти Его,
А в твоей — моя жизнь, что отдам за Него.

Дух вечной мысли, ты, над кем владыки нет,
Всего светлей горишь во тьме гробниц, свобода.
Там ты живешь в сердцах, столь любящих твой свет,
Что им с тобой мила тюремная невзгода.

Когда твоих сынов, хранящих твой завет,
Бросают скованных под сень глухого свода, —
В их муках торжество восходит для народа,
И клич свободы вмиг весь облетает свет.

Шильон! Твоя тюрьма — святыня. Пол гранитный —
Алтарь. Его топтал страдалец беззащитный
Так долго, что в скалу, как в дерн, вдавил следы.

Их не сотрет никто, клянусь я Бонниваром.
Пусть к Богу вопиют они о рабстве старом,
Пусть возвещают смерть насилья и вражды.

Руссо, Вольтер, де Сталь, наш Гиббон, — имена,
О Леман, берегов твоих достойны эти,
Как ты достоин их. Пусть ты б иссяк до дна,
Их слава сохранит твою среди столетий.

Как всем, отраден был им звук твоей волны,
Для нас же после них милее вал певучий.
Так смутной повестью про жизнь души могучей
Руины мертвых стен навек освящены.

Но также, над твоей скользя пучиной мирной,
О Леман, озеро прозрачной красоты,
Сильней мы чувствуем горенье их мечты,
Тот благородный пыл, что к славе вел всемирной.

Там, где наследники бессмертья жить могли,
Не тщетной кажется действительность земли.

Чья нежная любовь, струя небесный свет,
Хранит от стрел вражды и ненависти яда?
Чей кроткий дружеский привет
За подвиг высшая награда?

Под чьими взорами мой к правде дух созрел
И путь добра избрал, препятствий не пугаясь?
В чьи очи я, любя, глядел,
Любовью к людям зажигаясь?

В твои, о Гарриэт! — Все чистые мечты,
Все песни лучшие вдохновлены тобою.
Твои — все ранние цветы,
Моей сплетенные рукою.

Прижми же ты к груди любви моей залог
И знай: пройдут года, но всякий, что родится
На дне души моей цветок,
Твоей душе лишь посвятится.

Донато Беатриче звали ту,*
Чья плоть прияла этот лик небесный.
Чью душу светлую свет осиял телесный,
И груди снег скрывал желаний чистоту.

Сын Тициана прикрепил к холсту
Любимый образ — ныне всем известный.
И живописи дар с тех пор забыл чудесный,
Чтоб более ничью не славить красоту.

О зритель, затаи укор неправый;
В лицо моей возлюбленной взгляни;
С подругою своей, коль ты влюблен, сравни, —
И ты, как я, поймешь тщету похвал и славы;
А этот мертвый холст — поверь словам моим —
Ничто перед ее лобзанием одним.

Когда я в юности читал стихи Петрарки,
Я славу равную молил себе в удел;
Он, как поэт, любил, он, как влюбленный пел.
Бессмертна песнь его — над ней бессильны Парки.

Он любящей души мгновенный трепет жаркий
Подслушать и облечь в язык богов сумел;
Улыбки луч поймав, ее запечатлел
Иглою золотой в кристалл алмаза яркий.

О ты, чей ласковый привет, на миг рожденный,
Мой скрасил грустный день, к забвенью осужденный,
Себя в преемницы Лауры не готовь.

Во мне Петрарки страсть, но не Петрарки гений,
И я могу платить по прихоти мгновений
Лишь дружбой за привет, лишь жизнью за любовь.

Он лишь бессмертней стал благодаря врагам,
И мир, любуясь им, с презрением отметит
Следы презренных орд. Пусть Фидиас ответит,
Пусть скажет нам Родэн, не жив ли Реймский храм?
Твердыня павшая уж не нужна войскам, Но храм израненный любовь двойную встретит.
Да, кровля сожжена, тем ярче небо светит
Сквозь кружево камней растроганным очам.

Спасибо варварам: они французам дали
То, чем Эллады край один был освящен, –
Нетленной красоты разбитые скрижали.

Хвала губителям! Насилье — им закон, Им пушки — божество. И вот они создали
Себе в веках позор, нам — вечный Парфенон.

Сборник классической поэзии. Карманный вариант.
Дополнительные фото для ознакомления

Перси Биш Шелли (Percy Bysshe Shelley 1792-1822) – Английский поэт-романтик-идеалист. Один из легендарных поэтов-лейкистов. Иметь такой сборник – подарок. Потрясающая поэзия, витиеватая, непростая. Книга небольшая – карманный вариант, но довольно объёмная и содержательная. Страницы белые, слегка просвечивают. Переплёт прочный. Цена за такой сборник низкая, а со скидкой – просто даром).

OZYMANDIAS by Percy Bysshe Shelley.

I met a traveler from an antique land
Who said: Two vast and trunkless legs of stone
Stand in the desert. Near them, on the sand,
Half sunk, a shattered visage lies, whose frown,

And wrinkled lip, and sneer of cold command,
Tell that its sculptor well those passions read
Which yet survive, stamped on these lifeless things,
The hand that mocked them and the heart that fed;

And on the pedestal these words appear:
«My name is Ozymandias, king of kings:
Look on my works, ye Mighty, and despair!»

Nothing beside remains. Round the decay
Of that colossal wreck, boundless and bare
The lone and level sands stretch far away.
(1818).

Перевод Константина Бальмонта (1867-1942)

Я встретил путника, он шёл из стран далёких
И мне сказал: вдали, где вечность сторожит
Пустыни тишину, среди песков глубоких
Обломок статуи распавшейся лежит.
Из полустёртых черт сквозит надменный пламень –
Желанье заставлять весь мир себе служить;
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что смогли столетья пережить.
И сохранил слова обломок изваянья:
“Я – Озимандия, я – мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времён, всех стран и всех морей!„
Кругом нет ничего. Глубокое молчанье.
Пустыня мёртвая. И небеса над ней. (1817).

Перевод Владимира Микушевича (1936 г.р.)

В переводе Микушевича закрывающие кавычки явно не на месте стоят, сбивая с толку по поводу общего смысла произведения. Если поставить их после «. в мире места мало», то всё становится на свои места.

Перевод Минского Николая (1855-1937) –

Навстречу путник мне из древней шёл земли
И молвил: средь песков – минувших дней руина –
Стоят две каменных ноги от исполина,
Лежит разбитый лик во прахе невдали.

Сурово сжатый рот, усмешка гордой власти,
Твердит, как глубоко ваятель понял страсти,
Что пережить могли солгавший им язык,
Служившую им длань и сердце – их родник.

Кругом нет ничего. Истлевший мавзолей
Пустыней окружён. Гуляет ветр свободный
И стелются пески, безбрежны и бесплодны.

– Думаю этот вариант перевода самый удачный по эпичности слога – хотя и “белым” отдаёт.

Перевод Валерия Брюсова (1873-1924)

Мне путник встретился, кто был в стране забытой.
В пустыне, – он сказал, – две каменных ноги
Стоят без остова; близ них лежит, разбито,
Лицо от статуи, зарытое в пески.

Но пьедестал ещё хранит слова: «Склоняйтесь!
Мне, Озимандии, названье – царь царей.
Мои дела, цари, узрите – и отчайтесь!»

Нет больше ничего. Вокруг больших камней
Безбрежность, пустота, и тянутся далёко
Бесплодные пески, куда ни глянет око.

Перевод Виктора Топорова (1946-2013)

Сказал мне странник из старинных стран:
Столпы двух исполинских ног в пустыне
От статуи остались. Сгинул стан,
Лик рухнул, и разбился, – и унынье

Ужасных черт похоронил бархан,
Но всё же в них гордыня леденела,
И было ясно: скульптор ведал сам
Ту власть, что камню передал всецело,

Ту страсть, теперь в руинах. И строка –
«Я Озимандий, Царь и Страх Царям,
Мои труды переживут века», –

Вилась по камню. Ничего иного.
Протяжность всё сравнявшего песка.
Распад и разрушение Былого.

Перевод Вильгельма Левика (1907-1982)

Мне странник рассказал: в полуденной пустыне
Я видел – две ноги громадные стоят,
И не найти ни рук, ни туловища ныне.
В песке – кусок лица. Жестокий, властный взгляд.

Лишь надпись сохранил надменный пьедестал:
«Я – Озимандия, я царь земных царей.
Бессильна мощь владык пред волею моей».

*1 Озимандия – так древние греки называли величайшего правителя Древнего Египта – Рамзеса II.
*2 переводы взяты из замечательнейшей антологии «Английский сонет XVI-XIX веков», вышедшей в 1989 году в изд-ве «Радуга», сост. Зорин А.Л.

Модель вымышленной действительности

Если помните друзья, в финале фильма «Прометей» доктор Шоу (Нуми Рапас) говорит Дэвиду (Майкл Фассбендендер): «Отвези меня туда, я хочу увидеть Рай!» «Туда», это на планету — родину Инженеров. И вот, только что на Ютубе появился крутейший вирусный вброс от Ридли Скотта и компании «Фокс».

В небольшом трёхминутном прологе режиссер приоткрывает завесу тайны над путешествием доктора Шоу и Дэвида к миру Инженеров. Элизабет восстановила Дэвида, который в свою очередь не терял времени и досконально изучил Создателей. У меня от этого ролика аж мурашки по коже! Я и так жду не дождусь новый фильм «Чужой. Завет», а с таким нагнетанием атмосферы поневоле начинаешь дни считать!

«Мои дела, цари, узрите — и отчайтесь!» Остаётся лишь гадать до 18 мая, к чему Дэвид произнес эту фразу. Впрочем, обратимся к источнику. Данная фраза принадлежит перу Перси Биши Шелли, сонет «Озимандия»:

Я так думаю, Дэвид со свойственной его искусственному интеллекту рациональностью, за время полёта просчитал возможные варианты встречи и на всякий случай решил положить Инженеров их же оружием. А у вас есть идеи?

Цена размещения 10 жетонов
Социальный капитал40
В друзьях у 772
Длительность 24 часа
Минимальная ставка 10 жетонов
Посмотреть все предложения по Промо

13 comments
—
Leave a comment

Никакой интриги, блин. Опять тётка и киборг. Готов поспорить, в конце «завета» снова в живых останутся только тётка и киборг.

Вот уж не знаю. Мне было бы неинтерено навереое. Но ведь спокойно можно посмотреть, до 18-го время еще есть)

Edited at 2017-04-27 08:54 am (UTC)

Если вникнуть во внутреннюю философию ПРОМЕТЕя, она же — и одна из людских теорий (ибо никто не знает, никто — откуда мы взялись) и поразмышлять придерживаясь среднего между мировозренческой позиции П.Вейланда и команды режиссёра Ридли Скотта, можна припустить следующее.
Дэвид — биомеханическое инженерное создание, созданный людьми;
Люди — созданные богами(инопланетной расой, наверное)
И есть побочные организмы, структуры обслуговующих организмов, царства, классы, биомеханика, молекулярная, атомная, биохимическая наука: нишы которые были нужны для создания одного из другого.

В рассширенной версии Прометея впервые подавался Дэвид — как сюжетный персонаж, со скрытой миссией, с манерой самообучаться, автономный Исскуственный Интелект.
Пока команда спала, Дэвид — в духе книг последних книг Артура Кларка, как ИИ, но живой и думающий, новый вид разумной жизни, созданной людьми,
весь путь ставил себе вопросы и искал ответы, используя весь багаж людских знаний и своё логические и познавательное мышление.
Главный вопрос и интригой для него было: увидеть Встречу своих Создателей — со своими Создателями (следуя теории Шоу и Холлоувей).
Для людей — увидеть своих Создателей, создателей Человечества — было ново и разрушающее все их вековые институты веры, морали, этики, науки.
Для Дэвида — нет. Ведь он живёт среди своих создателей и помогает им. Следовательно, возникает дилемма: представляют ли из себя СОЗДАТЕЛИ Богов — могущественнее, качественнее, долговечные, давно решившие и разобравшиися со всеми дилемами своего существования или. такие же как и люди: требующие заботы и помощи сторонних, слабоорганизованные и разбитые на сословия по уровню выживаемости.

«Всё же — смертные». Эта фраза определили окончательное отношение Дэвида к Инженерам.
Теперь, пройдя сквозь весь Триллер, драму кинокартины и философию робота нового поколения (Дэвид 8, «эмоциональный») (рассматриваю отдельно — как сюжет — в сюжете), вернёмся к отношению Дэвида к мировозрению людей и всей живой душевной жизни, во время посадки на новый межзвёздный корабль инженеров и собитиям в этому Дополнению «Связывающего Звена» от Ридли Скотта.

Дэвид слышал все переговоры Джанека и Шоу, шутки пилотов по внутренной рации скафандра и микрофонам, которые он (уверен — установил за 2 года полёта или установив собирающий односторонний канал ), он собирал информацию.
Можем сами дойти до очевидных выводов Дэвида:
— Инженеры натворили неладное на их эксперементальном полегоне и вымерли от этого
— Единственний оставшийся Инженер, выжил за счёт герметичности криокамеры и своего долгого 2000 летнего гипер сна (только благодаря случайности и отличной работы технологий корабля
— Инженер убил главу корпораци одним ударом (который был воплощением эгоцентричности и амбиций, восхвалял идею БОГОВ на Земле), чуть не уничтожил самого Мыслящего робота и легко расправился с охраной
— И. хотел доделать свою работу(мисию) — уничтожить жизнь на Земле.
— На богов Сохдатели не похожи. А вот на демонов — более
— теперь ясна предопределённая тяга людей к ненужному насилию и подчинении — она передалась по генно-структурным модификациям от Создателей.
— что по логике — не приведёт к дальнейшим успехам в развитии ни одной из рас.
— принцип Дарвинизма никто не отменял — выживают сильнейшие виды, как и благоденствия, стремление к самоусовершенствованию, качественному развитию (основа эволюции и развития любого организма)

Большинтво пишут о фильмах Прометей (и ЗАВЕТ) — с отрицанием, неприятием. Потому что этот фильм несёт информацию, о которой они даже не могут размышлять. Ибо нужно тогда будет менять свои ценности. исправлять себя. начинать искать ответы, начать выживать среди грязи и ставать лучше, а не принимать на веру и быть грубыми, постепенно вымирая.

Много чего я вижу и ещё увижу в короткометражке «Связующее Звено» , в Прометее и уверен — в Завете, также.
Прониктесь этим фильмом!. он важен.!

Edited at 2017-04-28 08:29 pm (UTC)